Пока мы готовились к интервью, я спрашивала Игоря, хотел ли он когда-то бросить саксофон и музыку в целом. Он твёрдо и коротко ответил мне «нет».
Игорь Тен — саксофонист, музыкант. Окончил РАМ им. Гнесиных по классу саксофона в классе А.В. Осейчук. Выступал с артистами и группами российской эстрады: Tesla Boy, L’One, Алексей Чумаков, группа Quatro, Secret Atelier, Алина Енгибарян.
Как лидер и композитор выступал со своими группами Under Influence и BEATUM. Игорь выпустил два альбома с Under Influence: Under Influence EP и Navbahor. С BEATUM выпустил два сингла: XY и 1for3.
Выступал на таких фестивалях, как Usadba Jazz (Москва), Moscow jazz fest (Москва), Freedom (Алматы), Atlas Weekend (Киев), Esquire Weekend (Москва), Moscow Music Week (Москва). С 2018 года занимается звукорежиссурой. За это время продюсировал музыку для себя и для других исполнителей.
— Кто привёл тебя в музыку?
— В музыку меня привела семья. Мои родители — это группа «Анён» (ANYON), популярная в начале нулевых годов. Мама вокалистка, преподаватель по вокалу. Отец — аранжировщик, тоже певец. То есть задумываться на этот счёт мне не приходилось.
— Почему ты выбрал именно саксофон?
— Меня покорил звук, который я услышал по радио, и у меня проснулся интерес: что это такое и где это найти? Я понимал, что это саксофон. Но у меня была академическая школа, и там я никогда не видел этого инструмента, так что искал возможности просто увидеть и услышать его вживую. Но это очень долго не происходило, и моё желание только росло. В конце концов, я очень плохо сдал экзамен по скрипке и был на грани того, чтобы меня забрали из этой самой академической школы. Тогда я и некоторые мои учителя коллективно уговорили родителей отдать меня сначала на кларнет, а потом и на саксофон. Как оказалось, саксофоны у нас в школе были, просто на них никто не играл.
— Ты помнишь свои первые эмоции от встречи с саксофоном?
— Да, помню. Его забрала бабушка, принесла домой, пока меня не было. Я помню, как сильно спешил домой. Забежал, схватил футляр, убежал в комнату… Не передать, что это за чувство первой встречи!
— А когда ты его услышал впервые вживую?
— Вживую я впервые услышал его в ташкентском джаз-клубе имени С. Гилёва благодаря моему учителю Алине Яхъяевне Алибековой, которая преподавала у нас факультативно джазовую импровизацию. Она собрала из нас небольшой джазовый детский ансамбль и водила по таким мероприятиям, чтобы мы приобщались, узнавали, развивали слух.
— Когда ты впервые вышел на большую публику с саксофоном, что ты испытал?
— Я подумал: «Как хорошо, что я бросил скрипку. И как круто, что всё так сложилось».
— Ты помнишь своё первое серьёзное музыкальное произведение?
— Слово «серьёзное» конкретно для меня значит что-то большое по форме, а такую музыку я не пишу. А если имеется в виду подход к производству — это был мини-альбом группы Under Influence. Его мы делали вместе с друзьями: Санжаром Турсуновым и Германом Тигаем. Мы делали его в Москве, это был для нас большой серьёзный шаг.
— Как ты начал писать музыку?
— Сначала я, сидя за фортепиано, «снимал» что-то, подбирая на слух. А после класса 8-го и занятий по импровизации, я начал что-то писать самостоятельно, придумывать. Так… баловался…
— Как пришла мысль переехать в другую страну?
— Она посетила меня в тот момент, когда я понял, что в моём профессиональном развитии уже близок потолок. Мне нужно было потрясение, смена привычной обстановки, вызов, чтобы сделать шаг вперёд. Но как его сделать, находясь в комфорте? Поэтому решил всё в жизни поменять.
— Как родители отнеслись к решению?
— Спокойно: «Вот тебе чемодан и деньги».
— Как начинался твой путь в Москве?
— Он начинался с учёбы. До официальной учёбы у меня были частные уроки с московским саксофонистом Николаем Моисеенко, который готовил меня к поступлению, да и в принципе расширял мой музыкальный кругозор. Во время и после учёбы он также очень содействовал моему комфорту и моей адаптации. К слову, процесс «приживания» прошёл максимально незаметно. Я до сих пор работаю с ребятами, с которыми учился, мы дружим, у нас много совместных проектов. В общем, не могу сказать, что мне было очень трудно, было нечего есть и негде жить. У меня всегда всё было, и я не испытывал трудностей, во многом благодаря родителям и окружению, которое у меня там появилось.
— Как ты начал работать с большими звёздами в Москве?
— Мне помог Николай Моисеенко, ну, и в целом знакомства с музыкантами. Такие работы происходят благодаря тусовке, в которой ты находишься. Первым большим артистом, с которым я работал, стал Алексей Чумаков. Потом была группа Tesla Boy. Эта российская синтипоп-группа была очень популярна в начале 2010-х годов, когда в России началась волна англоязычной музыки. Потом был рэпер Леван Горозия (L’One).
В Москве я работал то с тем, то с этим. Продолжительных, длительных периодов не было, они постоянно пересекались в моём расписании. Начав работать с артистами с большой аудиторией, я ощутил разницу между клубными инструментальными выступлениями и теми выступлениями, когда приходит несколько тысяч человек. Там другие масштабы, другой уровень подготовки к мероприятию. Это был интересный опыт. Ты находишься внутри производства таких шоу и узнаёшь, как всё работает, как идут процессы, как большое количество людей взаимодействует между собой, выполняя разные задачи – технические, административные и т.д.
Работать в группах таких артистов сложно, потому что это постоянные перелёты, переезды, кривые графики. Конечно, они неспециально так делают, просто логистика и тайм-менеджмент так строятся. Иногда нет другого выхода, кроме как прилететь днём, отыграть концерт вечером, а ночью улететь. А ни следующий день ты ощущаешь себя вне нашего мира.
— Это разная энергетика, когда много публики и когда ее мало?
— Большой разницы я не чувствую. Но думаю, что это потому что это были не мои концерты.
— Есть ли принципиальное отличие джазовой музыки в Ташкенте и в Москве?
— Принципиальное отличие – в Москве её больше. Для неё создано больше условий, её играет больше людей. Соответственно, по этим причинам она находится на качественно другом уровне.
— Кто твой любимый современный джазовый исполнитель?
— Одного конкретного у меня нет. Я слежу за молодыми музыкантами, которые формируют новый джазовый язык. Эти люди формируют новые способы выражений мыслей, смыслов, тем и посылов в рамках джазовой музыки.
— Кто твой любимый джазовый исполнитель на все времена?
— Американский джазовый трубач Майлз Дэвис.
— Как ты относишься к современной музыке?
— Сейчас я стал слушать разную альтернативную музыку, например, всё, что делает американский лейбл Jagjaguwar. Мне нравится то, что происходит сейчас в России с современной музыкой. Появляется много смелых ребят с внутренней творческой свободой, которые не стесняются и не загоняют себя в рамки. К примеру, мне нравится, что делает Моргенштерн. И это не только из-за музыки, а ещё и потому что он делает своё дело, то, под что он заточен. Из менее резонансных фигур назову группу Passmurny. Также нравится то, что делает Федук, то, что делает группа Therr Maitz. Ещё Скриптонит очень сильно повлиял на русскую музыкальную культуру после своих релизов на Gazgolder.
— Какие творческие планы на ближайшее будущее?
— Мне кажется, в нашем нестабильном мире сложно строить долгосрочные цели. Поэтому план один – делать то, что я уже делаю, и любить это. Ну, а если вдруг я перестану это любить, то и делать перестану (смеется).
— Если бы не музыка, чем бы ты занимался?
— Честно говоря, даже мыслей нет… Но я знаю точно — я бы занимался музыкой, просто, возможно, это был бы не саксофон.
Вероника САМОЙЛОВА,
фото из архива Игоря ТЕНА
***
Источник: «Корейцы Узбекистана» № 7 (83)
Мы в Telegram
